Другой мир

Памяти Сафронова В.Е.

Начну издалека.На одном из весьма мною уважаемых ресурсов в Интернете
я наткнулась на небольшой опрос на тему «что такое фотография».
Не удержалась и я от соблазна придумать короткое определение.
Даже два. Фотография – это язык.
И способ преодоления небытия.

Самая первая встреча с фотографией у многих начинается с разглядывания семейного альбома. Мы привыкаем видеть фотографии близких и представлять их по этим фотографиям – такими, какими они на этих фотографиях остались… Из десятков (а в нынешнее время и сотен) обрывочных образов длиной в долю секунды можно сложить целую своеобразную ленту жизни.
Цифровая фотография в этом смысле – не исключение. Она лишь позволяет удлинить эту ленту, сделать ее более чем подробной. Да и началось всё не с фотографии. Сначала рисовали образ на память, даже скорее – на памятник, чтобы бессмертной душе было с чем ассоциировать себя после смерти. А уж когда появилась фотография -- показалось, что появилась абсолютная точность отображения. Стало казаться, что теперь-то душа не обманется, не перепутает – однозначно! Или все-таки есть возможность перепутать? Действительно -- что может быть похожей на нас самих, чем изображения, застигающие нас в эту одну шестидесятую (или того короче) долю секунды. Но сколько раз мы сталкивались с тем, что фотографируемые говорят: неужели это мы? И не нравится себе никто. Почему? Ведь механическое отображение должно было бы, по идее, давать стопроцентное попадание в реальный образ. А бывает, что мы узнаем себя или близких в малопригодных для опознания кадрах. Лучше всего об этом написал Ролан Барт в своей Camera Lucida: «Я перебирал …снимки, и ни один из них не показался мне по-настоящему "хорошим" — ни с точки зрения профессионализма фотографа, ни в качестве средства воскрешения любимого лица. … Иногда по воле этих фотографий я узнавал какую-то часть ее лица, соотношение носа и лба, движение ее рук и кистей. Всегда я узнавал ее по частям, другими словами, от меня ускользало ее бытие, следовательно, вся она целиком. То была не она и тем не менее то была не кто иная, как она. Я опознал бы ее среди тысяч других женщин, и все же я не "обретал ее вновь". Я отличал ее среди других, но не узнавал сущностно…
Снимок был очень старым. Наклеенный на картон, с обломившимися углами и выцветшей печатью, сделанной в сепии — на нем с трудом можно было разобрать двух детей, стоявших рядом с деревянным мостиком в Зимнем Саду со стеклянным потолком… Я присмотрелся к маленькой девочке и, наконец-то, обнаружил в ней свою маму… моя печаль хотела подлинного образа, просто образа, который был бы подлинным. И таким образом стала для меня Фотография в Зимнем Саду…»
Непохоже… И, в то же время, - похоже. А для чего собственно тогда все снимается, если даже неодушевленное отражение пленками и матрицами оставляет нас – непохожими. Что же заставляет нас судорожно нажимать на кнопочку, бывать осмеянными родными и близкими, а также чужими и дальними?… Ради чего человек вместо отдыха на природе берется за фотоаппарат? Для чего люди так желают быть сфотографированы «на фоне»? Ради чего? Чтобы потом показать: смотрите это действительно было… Или это не утверждение, а – вопрос? Да и было ли это? А может – только могло быть. Или – стало, после того как кнопочка была нажата?…Существовала ли на самом деле эта доля секунды, которую зафиксировали фотограф и камера, а теперь пристально рассматривают зрители?
Но нет, сомнения здесь неуместны, фотография с ее механическим способом схватывания действительности столько лет со дня своего рождения говорила нам: «Было! Было. Было…» И нет, казалось бы, никаких оснований утверждать, что не было. Но и абсолютного соответствия тому, что именно видел фотограф и чем он хотел бы поделиться со зрителем, не могло быть. И непохожесть возникает, наверное, потому, что мы не согласны с тем человеком, который выбрал эту долю секунды, а не следующую. В кадре обнаруживаются ненужные, незначащие детали, уводящие от цели снимка. Казалось бы, всего-то - нужно полностью уйти от неважных на взгляд фотографа элементов сюжета. От них пытались избавляться различными способами: пикториализм и прочие формоизменения, ракурсы и механические ухищрения приводили мир в соответствие с творческим замыслом фотографа. Порой таким образом действительно удавалось найти точное решение для выражения сути образа. «Дьявол прячется в деталях». И, все же, эти лишние детали имели значение, просто они не всегда вписывались в решение поставленной перед фотографом задачи. Но как же сейчас нам важны те кадры, где объект оставлен «как он был». Эти кусочки – отдельные фотографии, как элементы в мозаичной картине, собирают мир, которого уже нет, но который запечатлен в них. Или там, все-таки, - другой мир, который начал существовать только в результате нажатия на кнопочку?
И сейчас уже не страшно, что детали этой фотографической мозаики грубы, что они не подходят друг к другу. Тот призрачный мир, который возникает из фрагментов реальной жизни, почему-то нам очень важен... Я думаю: что же важнее из двух ипостасей фотографии: показать то, что было или рассказать, как оно могло бы быть. Это «могло бы быть» в полной мере заявляет о себе в постановочных работах, где, пытаясь себя реализовать, фотографы выстраивают этот еще не родившийся мир перед фотокамерой в полном соответствии с внутренним его пониманием. Там они свободны выбрать именно то, из чего сложится образ. Но, снимая реальную картинку, тот же репортаж, фотограф не менее свободен выбрать эту картинку из уже существующих в реальном пространстве. Хотя принцип тут совсем другой, но задача одна: найти то мгновение, в которое мир внешний придет в максимальное равновесие с твоим внутренним миром. Думаю, что фотография потому и имеет такое сильное влияние, что, рассматривая работу, выполненную по законам «было», мы все равно ищем «могло бы быть». А, разглядывая «могло бы быть», все равно, не отделяем до конца для себя вероятность того, что это все-таки «было»… А еще важнее, что это – «стало» и чем стало на отпечатке. Лист бумаги становится пристанищем несуществующего в нашем обычном мире. Вглядываясь в элементы этого изображения, мы для себя, опираясь на отдельные элементы изображения, считывая определенные знаки, подчиняясь ритму, заложенному в образном ряде изображения, выстраиваем уже собственное восприятие этого мира. И тут важно, сумеет ли изображенный мир прийти в соответствие с нашим, зрительским, внутренним миром. От соответствия заложенного в изображении нами самими, мы получаем способность видеть, как части дополняют друг друга, взаимопроникают и образуют ту самую «как бы реальность». И в этот момент «как бы реальность» становится подлинной реальностью. Человек, сфотографированный в образе кого-либо, становится тем, кем изображен. Отсюда фотомодели невероятной красоты, пейзажи, где нет следа разрушительной деятельности человека, растрепанные девушки, порочные и невинные, на фоне развалин… Человек, изображенный на фотографии в образе героя, становится героем, хотя бы на мгновение выдержки.
Я думаю -- помещая в кадр что бы то ни было: от натюрмортов до авангарда, человек снимает себя самого, отражается в отдельных работах, как в зеркалах. Может быть не целиком, но отчасти – обязательно. И, мне кажется, это - попытка организовать мир, где мы выглядим так, как хотели бы выглядеть, таким, каким хотели бы его видеть или не хотели, но который мы понимаем. Своеобразная иллюзия созидания мира, в котором нет места случайности, созидания, подчиняющегося законам красоты. «Так могло быть» -- и ретушируются морщины, и мы больше не страдаем от приближающейся старости. Удаляются из картинки кучи мусора и висящие провода, усиливаются краски – и мир улучшается. Но, к сожалению, не реальный мир, а мир – выдуманный. Человек пытается зацепиться за этот мир, остаться в нем, преодолеть страх небытия и преодолеть само небытие через создание нового. В любом случае, язык изображения исключительно важен, как для фотографа, так и для зрителя. В идеале они должны понимать этот язык образов, уметь видеть «слова» этого языка.
Но другая ипостась фотографии -- «так было» -- напоминает о себе. Эта грань фотографии не менее прекрасна, потому что именно она позволяет фотографии прорасти в наш реальный мир из иллюзорного. Это те корни, которые не дают фотографии стать всего только еще одним способом реализации внутреннего мира художника, еще одной, механической, «кисточкой», еще одним способом рисования. «Так было» проверяет, насколько в реальном мире могут существовать объекты внутреннего мира фотографа и зрителя. И как эти объекты могут создаваться: через взгляд, ракурс, выбор того самого главного момента, когда жизнь фиксируется в фотографии... На фотографии мы бессмертны, но только в ту долю секунды, которая запечатлена на снимке: «Это мы у моря в … году»… «А здесь Лидочке пять лет…»…. Так на бытовом уровне мы стараемся решить один из самых трудных вопросов – о бессмертии. Это бессмертие действительно существует там: в новом мире, созданном из существующего в момент нажатия на кнопку фотоаппарата. А зритель, вновь и вновь разглядывающий картинку, закрепляет это бессмертие собой, своим восприятием. Барт говорит о смерти реального мира в фотографии… Я бы назвала фотографию – способом рождения… Местом, где появляются миры.

А дальше, если повезет, фотография повернется новой гранью: «так есть».
«Так есть» - это когда снятая реальность превращается в образ, в слово, в знак и становится фотографией, узнаваемой и запоминаемой.… Это может случиться с любой фотографией любого жанра, где удачно сольется история и образ, язык и музыка. Когда фотография из очередного кадра превратится в завершенный объект, станет образом и словом и начнет жить своей жизнью, отдельной от создавшего ее фотографа. В этом обманчивая легкость фотографии…
 Они - «так было», «так могло быть» и «так есть» - это грани одного явления – фотографии. Фотограф пытается изобразить мир или отразить его, а чаще – создать под определенную задачу. Это разные задачи, но фотография – тот  способ, где система уравнений со многими неизвестными может быть решена.
Область приложения фотографии как способа фиксирования реальности – громадна. Фотография на документы, свадебные фото, студенческие гулянки и отдых с родными в жарких и не очень странах…
А среди моего семейного архива еще хранятся фотографии, сделанные на похоронах: близкие у гроба моей тети, умершей девочкой.
Фотографии на памятниках завершают этот круг….
Где-то, на большой орбите жизни, проплывают выставочные фотографии, а на стенах у сотрудников и знакомых календари с лошадьми, собачками, цветочками, архитектурными излишествами и пейзажами.
А в шкафах лежат альбомы с репродукциями….
Другой мир. Или все-таки наш мир? Или мир такой, который мы хотели бы сохранить? И в создании которого мы принимаем непосредственное участие?..

Но этот мир – особый, в нем все передано только одним способом – светом. Все, что окружает нас, имеет запах, объем, фактуру, движется, звучит. Фотография все это богатство способна передать только через одну сторону – визуальную. Все это доступно нам через зрение. И фотографы вынуждены искать способы светописью изобразить все.
В самом деле – как передать запах цветов, их бархатистую и шелковистую поверхность лепестков? Как передать звук? Возможно, что у фотографа, так же как и у человека, от природы лишенного возможности слышать и говорить, обостряется зрение. Он вынужден искать другие способы для воплощения привычной среды. Те знаки, которые он вводит в фотографии, чтобы передать особенности изображаемых им предметов, явлений, и есть область творчества. Фотограф вынужден изобретать «слова» для изображения фактуры, запаха, движения. В этом смысле каждый фотограф – творец, и мера его таланта – в емкости и выразительности «слов», умении найти визуальные знаки для передачи невизуального смысла и их расположения в тексте фотографии. В доступности знаков для понимания большинством людей лежит, по-видимому, секрет популярности. Отсюда и понятие банальности, когда «слово» становится затертым, автор использует стандартные или широко распространенные приемы, штампы... Когда людей «за уши» тянут к идее снимка, не создавая внутренней логики работы, пренебрегая ритмом и художественными приемами.
Люди осваивают фотографию, как язык. И не беда, что одни в обычной жизни так и не могут связать двух слов, а другие пишут трактаты – язык на то и существует, чтобы объединять необъединяемое. Его знаковая система подчиняет себе участвующих в нем отдельных людей и изменяет их. Знаки берутся из привычных архетипических кладовых, поэтому психолог найдет для себя среди фотографий и фотографов раздолье для работы. А фотографии при этом становятся похожи на капусту: где под первым листом с прямым смыслом может прятаться еще один и еще… Поэтому деление на «жанры», по-моему, - поверхностное явление. В любой фиксации прямого смысла может оказаться «еще один лист», где фотография проявится взаимодействием объектов. И не важно, образовался ли другой слой смыслов после долгих усилий фотографа или сложился случайно.
И я все время удивляюсь, как близка фотография - этот последний «великий немой» - музыке. Я видела попытки снимать под музыку, пробовала сама и – не смогла. Мне кажется, музыка должна звучать внутри, тогда она проникает в фотографию через фотографа и подчиняет своим ритмам изображение. Мне всегда бывает любопытно найти эту музыку в тексте фотографии, как в тексте стихотворения. Музыка прячется где-то там, на грани переходов от темных пятен к светлым. И это становится забавным и немного пугающим: поиск мелодии там, где ее не может быть. И где она – есть. И это действительно и волнующе и необычно, когда на бумаге совершенно чуждыми ей средствами утверждается песня – сплав музыки и стихов, спаянных единым ритмом и смыслом, песня, в которой неотделимы слова от смысла и от мелодии. Песню можно повторять, перепевать, сочинять заново, но она живет, как единый организм.  Как и фотография, которая в момент съемки получает шанс выразить ритм, живущий вокруг нас и в нас, преобразовав его в визуальную метафору.

Фотографию называют молодым искусством, но я бы назвала его еще и статистическим искусством. Можно сколько угодно рассуждать о «решающем моменте», чутье и умении видеть, но все это пустые слова, пока нет кадров, пока они не сняты, не отобраны. И в момент съемки, даже когда вот он, - кадр, выбран, счастливо совпал, сложился, образовался из ничего, все еще может измениться за все ту же долю секунды. И вот он уже никогда не станет словом, не выразит отчетливо мысль, собьется с ритма…. А вот последующий отбор – способен беспощадно отмести все, что недостаточно точно, не содержит достаточно содержания, «не звучит». Вот этому-то отбору и следует учиться, прислушиваясь к себе самому: да, нравится, а - почему?..
Хотим мы или не хотим того, всеобщая грамотность повысит планку требований к тексту и уже мало будет написать «мама мыла раму», чтобы стать классиком. Но на бытовом уровне фотография останется любимой игрушкой по замораживанию времени, чтобы его всегда можно было вернуть назад, прокрутить еще раз, разглядеть пристально… Мы и есть – наши фотографии. Мы просто перетекаем в них постепенно.  Еще бы – такой шанс получить бессмертие на всю длину выдержки.

Мне безумно жаль, когда я вижу старые альбомы на свалке… Где люди на выцветающих фото живут, любят, - и вдруг исчезли. И все, что осталось от них, – эти небольшие кусочки бумаги, на которых они только и существуют теперь. И кто мне сможет доказать, что работы великих Фотографов по изменению мира и созданию его в своих выверенных Фотографиях имеют большее значение, чем лица, запечатленные неизвестными кнопконажимателями на этих мутных, нерезких и однотипных по сюжету изображениях?... Где во многих случаях это – единственное, что доказывает, что они реально были…
У человечества до появления фотографии никогда не было такой мощной возможности документального осознания себя, как отдельных личностей, так и всего себя целиком, как через эти семейные альбомы. И не было такого мощного средства создания иной реальности, как фотография.

Наталья ПУСТЫННИКОВА

Дата публикации: 2008.09.04